Время в долг - Владимир Казаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вомилк нажатием кнопки запротоколировал информацию и включил видеомагнитофон с найденной проволокой. На экране показалось красное распаренное лицо. «Это летчик!» – прокомментировала ЭВМ. На другой половине экрана бесстрастная белая маска. «Это диспетчер аэропорта. Своего лица не имел», – рокотнула машина.
Летчик: …Но почему же? Из-за плохих дорог трое суток не сменяются люди на буровых. У них нечего есть. В моем районе отличная погода!
Диспетчер: Минутку… (Исчезает с экрана, потом снова появляется.) Верю, что у тебя погода люкс, но по прогнозу в начале срока туман, изморозь, гололед. В начале следующего срока метель, грозы, шквалы, местами высота ниже ста метров, местами…
Летчик: Я за шестьдесят верст муху на вашей лысине вижу! Вы забыли, что у нас новое планирование и экономическое стимулирование!
Диспетчер: А у метео-теоретео от этого пятки не горят. Они сами с усами! Ничего не могу сделать, браток, сиди, кукуй, грейся на солнышке. (Исчезает с экрана, на его месте проявляется разъяренная физиономия. «Заказчик!» – поясняет ЭВМ.)
Заказчик (визжит): Без ножа режешь! Там же люди гармонь с горчицей доедают, а ты филонишь в такую погоду! Чего боишься?!
Летчик (никнет, в глазах слеза): Всего боюсь… Разучился летать даже в чуть усложненных условиях. Только на тренировках и в отчетах… (Сморкается в моторный чехол.) Боюсь, ни за что вырежут талон. Помоги я тебе сейчас, завтра могут взашей с работы. У меня детки. Уволь… А?
Заказчик: Но ведь погода-то блеск!
Летчик: Так мы ведь летаем не по фактической, а по бумажной! Не доверяют мне, хоть я уже двадцать лет копчу небо безаварийно… В ноги упаду, отстань, а?
Заказчик: Мне хлюпики не нужны! Завтра же расторгну договор! Лети!
Летчик (невнятно бормочет): Грозы-березы, морось-ересь, туманы-капканы-диваны-планы… Уволь, а? Шквалы-ша…
Заказчик (испуганно): Ну ладно, ладно, не майся. Глотни, полегчает. Я, когда с вами работаю, всегда валерьянку при себе держу. Будь здоров!.. А люди, что ж… пусть пехом… авось по солнышку к завтрему доползут. У них еще сапоги вполне съедобные остались. Пр-р…»
Лента оборвалась».
* * *
Увлекшись фельетоном, Аракелян не заметил подошедшего сзади командира отряда. Терещенко внимательно слушал. И когда Аракелян почувствовал, что кто-то стоит за его спиной, и оглянулся, Терещенко сказал:
– Продолжайте, Сурен Карапетович, очень интересно…
– «Лента оборвалась, – снова начал абзац Аракелян. – Вомилк, грустный и задумчивый, сидел перед умолкнувшим видеомагнитофоном. За окном проплыла летающая тарелка. В соседней комнате коллега-лунянин разучивал «Дубинушку». В дверь влетела, повертелась перед зеркалом астролокатора и выпорхнула юная Андромеда из Туманности. Вомилк не заметил ее кокетства. Перед глазами стояла несчастная распаренная личность предка, которого очень условно звали гордым именем «Летчик Саратовского аэропорта». Конец.
– Фамилия? – спросил Терещенко.
– Что? – не понял Аракелян.
– Кем подписана статейка?
– Романовский, – ответил техник Иванов. – Борисом Николаевичем.
– Имя и отчество полностью?
– Нет, только одна буква, но мы хорошо помним, как его звать.
– Ну-ну… Вы идёте, Сурен Карапетович?
– Одну минутку…
Аракелян мигнул курносому мотористу, но техник Иванов перехватил взгляд, нажал на плечо вскочившего паренька и пошел к умывальнику. Он несколько раз надавил на сосок, вспенил в коричневых руках мыльную воду и протянул одну ладонь Аракеляну. Тот потер о неё свою руку и сполоснул водой.
– Сурен Карапетович, я вынужден был подать рапорт в политуправление.
– И что же? – спросил Аракелян Терещенко, вытирая руку о комбинезон техника.
– Давайте отойдем.
Они неторопливо зашагали к ангарам.
– Так о чем вы писали, товарищ командир?
– О вас, о вашем стиле работы и, не обижайтесь, о панибратстве, которым вы завоевываете свой авторитет.
– Есть доказательства столь тяжкого обвинения?
– Немало. Как итог – авария пилота Туманова.
– Да, воспитание человека во веки веков останется самым трудным делом.
– Ну, зачем так общо? Я-то их изучил на своей шкуре. Пилюлей Туманова можно подавиться.
– С вашим-то опытом можно проглотить и гвоздь!.. Так вы не хотите со мной работать?
– Вы не помогаете, а мешаете мне. И существенно. В эскадрилье Кроткого, например, две вынужденные посадки, поломка и вот теперь – авария. Только за полгода!
– Я стараюсь работать с людьми…
– И воспитываете не рабочих, а борзописцев, которые позорят нас на всё Поволжье! Дай им волю, они все очернят!
– Я никогда не боялся правды.
– Опять высокие слова! Я про аварию…
– Причина аварийности в другом. Беседуя с Романовским…
– При чем здесь он? Нашли авторитет! Он получил за своего пилота первый выговор и, надеюсь, не последний.
– Как это понимать?
– …Я о вас говорил в управлении, Сурен Карапетович. Вы хороший человек, принципиальный к, грамотный руководитель, но работать нам вместе – только портить друг другу карьеру. У вас болеет дочь. Что-то с легкими… климат… Так ведь?
– Ну?
– Напишите заявление. Начальник управления мой старый друг, вместе когда-то учились, дружим семьями. Он поддержит, и вы переедете ближе к родным местам. Адлер устроит? Или Минеральные Воды?
– Заманчиво! С войны не был на Кавказе.
– Там вы можете попасть в аппарат политотдела, – продолжал Терещенко. – Если согласны, сегодня же свяжемся с Куйбышевом.4
– Мне нравится работать здесь.
– Какая разница, где… Вся земля – огромная сцена, вся жизнь – бесконечный спектакль.
– Все люди куклы! – с иронией подсказал Аракелян.
– Я так не говорил.
– Думаете похоже… А уезжать я все-таки не собираюсь, – сказал Аракелян, отвернулся и зашагал в сторону аэровокзала.
Нужно было обойти привокзальный парк, огороженный метровой литой решеткой. Аракелян украдкой осмотрелся, озорно сверкнул белками черных глаз и, опершись здоровой рукой о решетку, легко перемахнул в парк. В нескольких шагах перед собой увидел парня в аэрофлотовской форме. Тот прятался за стволом дерева и смотрел на аллею, по которой к самолету Ил-14 шла стюардесса, нагруженная свертками и пакетами. Через плечо у нее еще висел и рюкзак.